Валерий Гусев - Часы с лягушкой
– Кого ж я пущу? Сюда только господин Шульц наведывается.
Мы с Алешкой вытаращили глаза:
– И что он здесь делает? В мусоре копается?
– Ничего не делает, – ответил охранник дядя Гена. – Дурью мается. Скажет: «Ну-ка, гаврик, прогуляйся до леса и обратно». А мне что? Я и гуляюсь.
– Пошли, Дим. – Что-то Алешка заколбасился. – А то все караси расплывутся. Чао, бамбино, – он сделал дяде Гене ручкой.
– Понадобится дубинка – заходите, – отозвался дядя Гена.
Едва мы вышли в чистое поле, Алешка затарахтел:
– Ну, Дим, жесть! Я денежки нашел!
– Поделишься?
– Это не наши, это этих… обманутых жильцов. Так что папочка может возвращаться. Где он там прячется?
На эту фразу я внимания не обратил, а вот деньги…
– Покажи карманы!
– Щаз-з! Дим, такие миллионы в мои карманы не влезут. Даже в нашем фургоне не поместятся. Они там, Дим, в этом лабиринте.
И тут он защебетал и зачирикал «обавременно». Даже каркнул пару раз от избытка чувств и гордости.
– Там, Дим, ты видел – такой во всю длину широкий калидор…
– Коридор, – безнадежно поправил я.
– Ага, калидор. А по всем сторонам от него – вроде как комнаты наискосок. Если сверху смотреть – вроде елки с ветками. – Ну да, чтобы машинам было удобно заезжать. – И все это, Дим, без крыши. А в самом конце, – Алешка зашептал, – в самом конце – такой уголок, он сверху плитой пришлепнут. А в стене дверца! У меня даже уши на дыбы встали.
– Волшебная, конечно?
– Еще какая! За этой дверцей…
– Кукольный театр имени Буратино? – я усмехнулся уголком рта.
– Ты, Дим, тормоз! Безнадежный. За этой дверцей – деньги. Которые папа никак не найдет! Съел?
– Съел, понравилось. Волшебная дверца. А золотой ключик? Он где? У Карабаса в бороде?
Тут Лешка немного остыл. И пробормотал:
– Ключик, ключик… Никакой там не ключик. Там его совать некуда. Там дырки для него нет. И ручки дверной нет. Ничего нет. Эта дверца, Дим, она вообще не очень заметная – такие узенькие щелочки по краям, и все. Я ее еле разглядел. Там, наверное, Дим, замочек, как в машине. Пикать надо брелочком.
Да, пикать-то нам нечем. Но Алешку, когда он на след выходит, даже танк не остановит.
– Мы должны, Дим, найти этот ключик и отпереть эту дверцу…
– А дальше?
– Вытащить деньги.
– Ну?
– Тормоз! И раздать их обманутым жильцам.
– Это как?
– Элементарно, Ватсон! Соберем митинг. И – по списку: забирайте ваши финанцы! – Он сделал широкий и щедрый жест. Его понесло. – Ну, например, этот дальномерщик…
– Дальнобойщик, – машинально поправил я.
– Ну я и говорю. Ты его выкликаешь, он говорит «Я!» и выходит из строя. Ты его спрашиваешь: «Сколько вы заплатили за вашу квартиру? Два миллиона? Получите их взад!» И я ему выдаю два миллиона. И этой тетке с коляской – прямо в коляску миллион бухнем. Представляешь, Дим, как она домой со своей коляской по полю помчится! Жесть! – Тут он притормозил полет своей мечтательной мысли. – Нет, не жесть. Она еще на такой скорости ребенка из коляски потеряет. А потом кто-нибудь подберет и выкуп потребует. И она все деньги за него отдаст…
– Может, хватит, Лех?
– А что? Сейчас, Дим, часто детей крадут, понравилось им. Нас с тобой тоже украсть могут.
– Кому мы нужны?
– Ты что?! – Глаза нараспашку. – Еще как нужны! Спрячут нас – и папе предъяву! – Во, нахватался! – Скажут: «Полковник Сережа, закрывайте дело, отвяньте от нас, и мы вам вернем ваших детей Шерлока Холмса сухими и здоровыми». Врубился?
Он так уверенно все это доложил, что я даже оглянулся по сторонам. Но никто, кажется, к нам не подбирался со своей «предъявой». Только застыло в синем небе золотое солнце да плавно колыхали всякие травы всякими своими разноцветными головками. И тихо было – лишь щелкал иногда своим ненасытным клювом Акимыч и взмыкивали слюнявыми ртами сонные коровы. Но все равно вдруг стало неуютно. Будто резко потянуло пронзительным ветерком. И где ты, папенька?
– Ладно, Дим, ты не парься. Даже если нас похитят… – он произнес эти слова так, будто только и мечтал об этом, – мы бы все равно выкрутились. Да и наш папа…
И тут мы заспорили: а как бы поступил наш папа? Уступил бы бандитам ради нас или пожертвовал бы нами?
Спор был, конечно, глупый, но самое смешное в нем то, что Алешка в поле начал его так, а закончил у калитки совершенно иначе:
– Ты что, Дим, папу нашего не знаешь? Он стопудово нас обменяет!
А когда мы уже подходили к калитке, выдал:
– Ты что, Дим, папу нашего не знаешь? Он ни за что с ними договариваться не станет! Даже ради собственных детей!
Спорный вопрос. Есть о чем подумать. Папа у нас, с одной стороны, хороший отец, а с другой, как его называют – честный мент. Как же ему пришлось бы выбирать между детьми и долгом офицера? Я немножко подумал и решил: папа поступил бы и как любящий отец, и как крутой мент. Он со своими верными операми вроде капитана Павлика освободил бы нас от похитителей и разметал бы эту банду на клочки. Без потерь в личном составе.
А вообще Лешкины подозрения и догадки мне понравились. Добыть бы этот золотой ключик! И что-то еще крутилось у меня в голове – какая-то догадка, из-за чего я согласился с ним и что подталкивало меня на поиски.
Я еще немного подумал… и взглянул на Алешку.
– Дим! – взвизгнул он. – Ты что-то узнал! У тебя на лбу написано!
Что-то я давно уже узнал, а вот то, что сейчас написалось у меня на лбу, пришло только что.
Глава IX
Ворона в сапогах
– Лех, – сказал я, – ты знаешь, зачем этот Шульц ходит к лабиринту? Он проверяет награбленные денежки. Которые за заветной дверцей.
– Молодец, Дим…
– Я знаю, – скромно прервал его я.
– Только я давно уже об этом догадался. Еще пять минут назад. А сто лет назад я догадался, что Галкин – это Шульц. Нам бы еще Макса найти. И мы с тобой их всех троих…
– Двоих, – напомнил я.
– Ну да, я немного забыл. Пошли обратно. Нужно этого Гену поспрашивать. Только погоди, я Акимычу пару лягушек захвачу, а то он обижается.
Алешка подхватил сачок и, выловив из бассейна ошалевшую зеленую лягуху, сунул ее в карман ветровки.
– Погнали!
И никуда мы не погнали – на крыльцо вышла мама:
– Эй, рыбачки! А кто картошку сажать будет? Тетя Зина?
Пришлось зайти в дом.
– А где тетя Зина?
– Она еще едет. А где ваши караси?
– Там, – махнул рукой Алешка, – в озере оставили.
– Вот и хорошо. Пусть они немного подрастут. А вы меняйте удочки на лопаты.
Положение критическое… Но тут нас выручила лягушка. Она выбралась из Лешкиного кармана и смачно шлепнулась на пол. Поджала под себя лапки, возмущенно отдуваясь.
– Вон отсюда! – вскрикнула мама и отступила к стене. – Пошла вон! – и топнула ногой. – Брысь!
Лягушка поняла маму по-своему: будто ее поманили сочной мухой. Прыжок, шлепок – и вот она возле маминых босоножек. А босоножки мгновение спустя – уже на табуретке.
– Все вон!
Мы послушно ринулись к двери.
– И земноводное свое забирайте!
Алешка огляделся: где это самое земноводное? И что это за фишка?
Но земноводное первым выскочило за дверь. Мы его еле догнали у бассейна – оно уже изготовилось к прыжку через край фундамента, но безнадежно попало в ловко подставленный Алешкой сачок.
Так! Нас вместе с земноводным прогнали вон из родного дома – можем мотать по своим делам.
В чистом поле дед Акимыч сладко спал, пригревшись на солнышке, спрятав голову под ватник. Аист Акимыч внимательно бродил меж пасущихся коров, высматривая зазевавшуюся мышку. Увидев Алешку, защелкал клювом, взмахнул крыльями, с достоинством зашагал навстречу. Подойдя вплотную, вскинул над собой и закинул назад крылья, будто поклонился.
– Дим, хочешь фокус? Он уже многому научился.
Алешка повернулся к нему спиной и скомандовал:
– Акимыч, ищи лягушку! – Дед Акимыч вскинул голову. – Это не вам, это птичке.
«Птичка» шагнула вперед и сунула клюв Алешке в карман. Пусто. Сунула в другой и вытащила за лапку брыкающуюся лягушку.
– Многому научился, – сердито сказал я. – По чужим карманам шарить. Одним жуликом больше.
– Он пищу добывает, – заступился Алешка.
– А ну-ка, – встрепенулся дед Акимыч, – у меня добудет? Ищи, Федя, ищи. – И дед начал перед аистом поворачиваться то одним, то другим боком.
Аист покивал длинноносой головой, но карманы деда Акимыча обшаривать не стал.
– Команда не та, – объяснил Алешка. – Ищи лягушку, Акимыч!
Сработало! Аист сунул в карман дедовой телогрейки клюв, вытащил соленый огурец и брезгливо бросил на траву.
– Иди отседа! – рассердился дед. – Токо закуску испортил. Дармоед!
«Дармоед» сделал пробежку, распахнул крылья во всю ширь и взмыл над полем, закружил над ним, высматривая добычу. Мы помахали ему вслед и пошли «допрашивать» охранника дядю Гену.
